ТРАДИЦИИ КАДРОВОГО ОФИЦЕРСТВА 7

                                              Еще теоретик

Итак, продолжая тему о военном профессионализме лиц «с академическим военным образованием» на примере Советско-Польской войны, я остановился на том, что, начиная с 26 мая 1920 года, более двух месяцев подряд польские войска под личным руководством польского маршала Пилсудского терпели поражение за поражением от Юго-Западного фронта и Первой конной армии Будённого и, тем не менее, Пилсудский пишет, что он всегда одерживал только победы. А ведь Буденный наносил Пилсудскому стратегическое поражение - отступление Южного польского фронта влекло за собой отступление Северного и выход Тухачевского к Варшаве.

Но это генеральское хвастовство все же стоит Пилсудскому простить, поскольку он тут не оригинален: похоже, во всех армиях мира это единственное, чему учат в военных училищах основательно. В остальном работа Пилсудского очень выгодно выделяется на фоне других мемуаров как критическим разбором собственных решений, так и осмыслением очень многих военных проблем, которые у других генералов даже не упоминаются. Скажем, о способе отступления: надо ли сразу отходить к основному рубежу или задерживать противника на промежуточных рубежах. О моральном состоянии войск при бое в городе и в чистом поле, и многое другое. Книга маленькая, написана (или переведена?) плохим языком, но очень интересная.

В связи с этим уместно вспомнить еще об одном советском военном теоретике, которого все энциклопедии и историки считают выдающимся (раньше считали, а сейчас просто ничего о нём не знают), правда, без упоминания, кому, когда и в чем труды этого теоретика помогли. Речь идет о В. Триандафиллове, бывшем царском штабс-капитане, который и написал предисловие к книге Пилсудского. В предисловии этот теоретик грудью встал на защиту другого теоретика - Тухачевского - и маленькую, но очень ценную работу боевого польского маршала, недавно победившего в войне с СССР, через губу назвал и не исторической, и не научной. Что под словом «научный» понимал этот «ученый», известно ему одному, поскольку сам он и маленькую книгу Пилсудского оказался неспособен понять.

К примеру. Пилсудский пишет, что подсчет войск всегда грешит неточностью, так как нижестоящие штабы подают сведения о численности войск так, чтобы вынудить вышестоящее начальство к определенным действиям. Поясню от себя: если запрашивают порционную водку, то запишут в строй всех, и даже тех, кого уже нет, а если получают боевое задание, то кого-то «забудут». Под Варшавой в состоянии паники и неуверенности из польской армии сбегали дезертиры, но в нее и вливались добровольцы. Штабы не успевали всех учитывать, и Пилсудский оценивает численность штыков и сабель польских армий под Варшавой с разбегом: от 120 до 180 тыс. У Триандафиллова хватило ума такой подсчет высмеять, но смеяться надо было бы, если бы Пилсудский в таких условиях «научно» назвал цифру с точностью до штыка. Кстати, Триандафиллов молчит, что, оценивая численность штыков и сабель у Тухачевского, Пилсудский, не зная точно, применил их норму в 25% от общей численности в 800 тыс. и оценил «штыки и сабли» Тухачевского в 200 тыс. Но в советских дивизиях боевой состав был более 40%, т.е. Триандафиллов мог бы «научно» поправить Пилсудского и сообщить ему, что при таком счете даже против 180 тыс. польских штыков и сабель у Тухачевского было более 300 тыс. штыков и сабель.

Или, Пилсудский чуть ли не посмеялся над потугами Тухачевского вызвать пожар пролетарской революции в Польше (Тухачевский специальную главу в брошюре этому посвятил – «Революция извне»), но несколько раз Пилсудский написал, что боялся образования «внутреннего фронта». Триандафиллов тут же ухватился за это; дескать, Пилсудский скрывает, что пролетарское восстание в Польше вот-вот должно было бы разгореться. Значит и книга «не историческая».

А Пилсудский несколько раз поясняет, что под внутренним фронтом он имел в виду не восстание «трудящихся», а нечто другое: «Тухачевский хочет сравнить свое наступление на Варшаву с наступлением немцев на Париж. И там, несомненно, должен был образоваться внутренний фронт - фронт несопротивляющегося разума и мудрствования трусов и слабых,.. - и далее в другом месте, - …над всей Варшавой висел призрак мудрствующего бессилия и умничающей трусости. Ярким доказательством этого была высланная с мольбой о мире делегация».

Причем Триандафиллов нагло подтасовывает факты в предисловии и не страшится, что читатели сами разберутся с текстом, т.е. он сам не понимал, что прочел в этой книге.

Вот вам два корифея советской военной науки – Тухачевский и Триандафиллов!

Обидно стало Триандафиллову, видишь ли, что Пилсудский написал о Тухачевском в фельетонном стиле. А что Пилсудскому было делать? О Буденном - да, о Будённом Пилсудский написал очень уважительно, но это же был Тухачевский!

Надо понять, откуда взялся фельетонный стиль. Вообще-то Пилсудский старается, где может, сказать похвальное слово Тухачевскому - кому охота считаться победителем идиота? Но, похвалив Тухачевского, скажем, за энергию, Пилсудский ниже разбирает пример, в котором Тухачевский называет «Смоленскими воротами» (польский военный термин - промежуток между Днепром и Западной Двиной в районе Смоленска) местность в 200 км к западу от реального нахождения этих «ворот». Тут и не захочешь, а получится фельетон.

Я вот попробую в брошюре Тухачевского разобрать только те моменты, которых Пилсудский не касался, и то боюсь, что может получиться даже хуже, чем у маршала.

Доктринер

Пилсудский дал Тухачевскому два определения: «доктринер» и «абстрактный полководец». Давайте я на примерах, не разобранных Пилсудским, покажу, что он имел в виду.

Доктрина - это комплекс идей. Доктринер - человек, который им слепо следует, не обращая внимания на то, что реально происходит в жизни.

Тухачевский пишет, что его войска несли в Польшу «революцию извне» и она вот-вот должна была вспыхнуть - трудящиеся Польши вот-вот должны были выступить против польской буржуазии, как и обещала основополагающая доктрина Маркса.

Но революция не только не вспыхнула, но и тыл Польши был гораздо прочнее, чем тыл СССР. Пилсудский пишет, что они вообще не охраняли ни железнодорожные, ни телеграфные станции, чем страшно удивляли представителей Антанты, - поляки открыто не боялись никаких народных выступлений.

Такой провал доктрины Маркса заставляет искать какое-то объяснение. Тухачевский пользуется официальным ленинским объяснением, что, дескать, в Польше произошла вспышка патриотизма. Помилуйте, но ведь у пролетариата, как утверждают те же классики, нет Родины – откуда патриотизм? Да и потом, основа армии Польши, как и Красной Армии, это крестьяне. Откуда у них было взяться особой любви к своим панам и ненависти к русским, которых они, недавние граждане Российской империи, в глаза не видели? Ведь русские Польшу не заселяли и не колонизировали. А если в ходе маневров и появлялся где русский полк, то польские крестьяне были ему рады - появлялась возможность выгодно продать продукты своего труда.

Да и почему имперский русский патриотизм был менее присущ польскому рабочему и крестьянину, чем узкоместнический? Ведь каменотес Рокоссовский даже годы себе прибавил, чтобы его в 1914 году приняли добровольцем в русскую императорскую армию.

Более того, Красная Армия несла в Польшу декрет о земле - то, что привлекало на сторону большевиков русских крестьян. Но и это в Польше не сработало! Почему?

Пилсудский, разбирая в книге Тухачевского главу «Революция извне», также говорит о патриотизме, извечном гнете двуглавого русского урода над белым польским красавцем-орлом и т.д., и т.п. Согласен, для интеллигенции, как тема поболтать, это имело значение. Но ведь Пилсудский пишет, что именно эта интеллигенция была его внутренним фронтом, это ведь она носитель «трусливой мудрости и мудрствующего бессилия».

И он, отдадим ему должное, сам социалист и поклонник Маркса, называет и истинную причину стойкости Польши, но одним предложением, поскольку касается причины, которую принято называть деликатной, а надо бы называть вонючей. Вот Пилсудский ее и называет, и сторонится одновременно.

Тут ведь вот в чем разница Польши и России. У России была черта оседлости, и подавляющая масса крестьян в жизни не видела евреев, тем более, не соприкасалась с их деятельностью. У русского крестьянина, особенно великоросса, как и у польского, были три инстанции, которые сосали из него деньги. Эти инстанции крестьянин не любил и за уничтожение их мог и подраться. Это, во-первых, помещик, сдиравший деньги за аренду своей земли. В России этот помещик всегда был русским, в худшем случае управляющий-немец. Во-вторых, уездный начальник, взимающий налоги. Но и он всегда был русским, так как Россия никогда налоги на откуп не отдавала. И третья инстанция - кабак, который тоже содержал свой русский кулак-мироед. То есть, русский крестьянин, если и находился под гнетом, то этот гнет осуществляли люди одной с ним национальности. И евреи для него были просто инородцами. При царе чуть ли не все министры были инородцы, тот же военный министр Редигер был немцем, а тут военный министр Троцкий - еврей, велика ли разница?

Иное дело в Польше. Польские паны уже несколько сот лет имели обычай или продавать, или сдавать имения в аренду евреям. То есть, арендные платежи взыскивал с крестьянина еврей. До вхождения в состав России в Польше сбор налогов отдавался на откуп, и опять-таки евреям. И, наконец, в каждом польском кабаке за стойкой сидел еврей. Угнетали польского крестьянина люди совершенно другой национальности, и эта национальность полякам была хорошо знакома. Это было польской спецификой, но начни об этом говорить и тебя обзовут антисемитом. Поэтому-то, думаю, Пилсудский и отделывается одной фразой: «…я отлично видел, что громадное, подавляющее большинство населения относилось с глубоким недоверием, а зачастую и с явным недоброжелательством к Советам и их господству, усматривая в них - справедливо или несправедливо, это также для стратегии безразлично - господство невыносимого террора, получившего название «еврейского». Поэтому-то я в течение войны никогда не боялся, что буду иметь в своем тылу какое-либо восстание».

С Пилсудским все понятно, но ведь Тухачевскому никто не мешал обвинить польскую буржуазию в антисемитизме, однако он, цепляясь за любимую марксову доктрину, и через три года ничего не понял и продолжал талдычить: «Сильное пролетарское движение и не менее грозное движение батраков ставили польскую буржуазию в очень тяжелое положение… Революция извне была возможна». Ага, а как же? Сталин даже статью в «Правде» написал с призывом – не лезьте вы в Польшу! Не помогло, Маркс был сильнее.

Или вот еще пример из профессиональной деятельности. Тухачевский изобретает новый способ ведения войны (о нем особо), и начав первую операцию 14 мая 1920 г., он внедряет в жизнь это свое изобретение. Буденный еще не прибыл на Юго-Западный фронт, поэтому поляки перебрасывают с юга пару дивизий и проводят операцию по окружению войск Тухачевского. С большими потерями Западный фронт вырывается из не успевшего сомкнуться кольца. Мог бы полководец задуматься над тем, что в его изобретении что-то не так? Полководец обязательно бы задумался, но доктринер - никогда! Он и через два месяца, 4 июля проводит операцию точно так же и в том же месте! Даже на своих ошибках не учится!

Но в июле Буденный уже орудует в тылу польского Южного фронта, а польский Северный фронт уже 5 дней как получил приказ Пилсудского отступать даже без давления противника, т.е. второе испытание изобретения просто не состоялось, но, тем не менее, по результатам одного отрицательного и одного несостоявшегося опробований военный теоретик Тухачевский объявляет свое изобретение блестящим.

Стратег

Теперь по поводу способа командования Тухачевского. Пилсудский пишет о брошюре Тухачевского: «…эта необычайная абстрактность труда дает нам образ человека, который, как я уже говорил, перемалывает только свои собственные мысли, свои душевные переживания, отказываясь или не умея командовать войсками в их повседневных действиях, а между тем последние не только не всегда соответствуют мыслям и намерениям командующего, но неоднократно противоречат им и притом под давлением неприятельских войск.

Я не хочу этим сказать, что г-н Тухачевский именно так командовал, я не хочу в полной мере пользоваться даваемым мне таким образом преимуществом, но все же не могу не поддаться впечатлению, что весьма много явлений в операциях 1920 года объясняется не чем иным, как большой склонностью г-на Тухачевского командовать войсками именно таким абстрактным способом».

Абстрактно - это значит без реального представления того, о чем говоришь или, о чем думаешь.

Тут ведь надо вспомнить, что Тухачевский после возвращения из плена сумел понравиться Троцкому и сразу же стал командовать армиями и фронтами, обычно находясь за сотни километров от реальных войск и боев (боями в Белоруссии он командовал из Смоленска, боями под Варшавой - из Минска, а расстояние между Варшавой и Минском даже по прямой около 500 километров – донесения из армий в штаб фронта шли два дня). Для Тухачевского реальные бои, реальные войска не несли никакой правильной образной ассоциации – он их не видел, для Тухачевского бои и войска были всего лишь стрелками и тактическими значками на карте. Он говорил слова из военной терминологии, не представляя реально, что эти слова описывают. В конце книги Пилсудский об этом высказался определенно, правда, не забыв похвалить и себя: «Я всегда ненавидел бессилие, старающееся разукрасить себя пустыми звуками слов без содержания! Г-н Тухачевский избрал другой путь: любит слова, не вкладывая в них содержание».

Давайте мы попробуем вложить содержание в слова Тухачевского.

Прежде всего отметим момент, который всегда ускользает из-за своей как будто очевидности. Задача армии в войне - не движение, не наступление, не занятие городов и рубежей, а уничтожение противника. Это главное, и это мало кто понимает даже сегодня! Когда армия противника уничтожена (пленена, сдалась), то занять можно что угодно. Но до этого момента какие бы города и области войска ни занимали, но победы нет, и она не гарантирована. Эту аксиому можно увидеть из истории любых войн, в том числе и из истории Советско-Польской войны.

Тухачевский, что хорошо видно из его работы, этого абсолютно не понимал. Для него занятие какой-то местности - это уже победа. Он и операцию свою считает «блестящей», потому что до Вислы дошел. В его брошюре нет такого понятия – «уничтожить противника». Он слова «уничтожить» во всем тексте не употребляет, а в ходе войны не ставил в задачу войскам уничтожение или пленение противника. Только движение войск, а если в ходе движения был бой, то - доклад в Москву, что он «уничтожил, разгромил, распылил» очередные дивизии противника. Так ему, глядя на карту, это представлялось.

Давайте возьмем образец командования Тухачевского еще в ходе его успешного наступления, до контрудара поляков. Он пишет: «И вот теперь противник сам давал нам возможность осуществить эту задачу. 5-я польская армия, слабейшая по числу единиц и слабейшая духом, перешла в наступление против наших 15-й и 3-й армий, когда над ее оголенным левым флангом нависли самые свежие, самые боеспособные наши части 4-й армии. Радость этого события для фронтового командования была чрезвычайно велика, и оно отдало приказ 15-й и 3-й армиям на всем фронте встретить наступление противника решительным контрударом и отбросить его за реку Вкра; 4-й армии, оставив заслон в торнском направлении, всеми своими силами атаковать перешедшего в наступление противника во фланг и тыл в новогеоргиевском направлении из района Рационж, Дробин.

Казалось, гибель 5-й армии противника была неминуемой, уничтожение ее повлекло бы самые решительные последствия в дальнейшем ходе всех наших операций. Однако полякам повезло. Наша 4-я армия, где новый командарм потерял связь со штабом фронта, не отдавала себе ясного отчета в складывавшейся обстановке. Не получая приказов фронта, она выставила в районе Рационж, Дробин какой-то бесформенный полузаслон и разбросала свои главные силы на участке Влоцлавск, Плоцк. 5-я армия противника оказалась спасенной и совершенно безнаказанно, имея на фланге и в тылу у себя нашу мощную армию из четырех стрелковых и двух кавдивизий, продолжала наступление против наших 3-й и 15-й армий. Такое положение, чудовищное по своей несообразности, помогло полякам не только остановить наступление 3-й и 15-й армий, но и начать шаг за шагом оттеснять их части в восточном направлении».

Заметим, что 3 польские пехотные дивизии и 1 пехотная бригада (5-я польская армия) погнали на восток 8 наших дивизий (3-я и 15-я армии). Но дело не в этом. И через 3 года после этого Тухачевский в своих лекциях не ставит своим войскам задачу уничтожить втрое слабейшего противника, а лишь «отбросить» и «атаковать». Как видим, в его сознании эти действия автоматически сочетаются с понятием «уничтожение». Это важно подчеркнуть, чтобы понять, как именно осуществлял свой поход на Вислу этот стратег, и какое военное изобретение он внедрял.

Но о нём в продолжении.

(продолжение следует)

Ю.И. МУХИН

• << ТРАДИЦИИ КАДРОВОГО ОФИЦЕРСТВА 6
• КУДА Ж НАМ БЕЗ СЛАБОУМНЫХ В УВАЖАЕМОМ ФЕДЕРАЛЬНОМ СОБРАНИИ? >>