9/11 - Следствие безответственности (Своими Именами - 4)

Плюс электрификация
Девяносто лет назад в Советской России началась подготовка плана ГОЭЛРО. Речь шла не столько о модернизации, сколько о восстановлении разрушенной экономики
Олег Никитин | Forbes 02/2010

http://www.forbes.ru/forbes/issue/2010-02/44842-plyus-elektrifikatsiya

Глеб Кржижановский родился на Волге. От монтера дослужившись до заведующего кабельной сетью в «Обществе электрического освещения 1886 года», решил поэкспериментировать с добычей электричества от энергии речных вод в родных местах. Но в начале 1910-х проект строительства гидроэлектростанции в районе Самары остался на бумаге. Его раскритиковали инженеры местного отделения Русского технического общества, а епископ Самарский и Ставропольский Симеон назвал начинание «богоотступника» Кржижановского «крамолой».

Девяносто лет назад, в феврале 1920 года, «богоотступник» мог торжествовать победу: советское правительство назначило его председателем Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО). Новые хозяева страны понимали: хозяйство, разрушенное Гражданской войной и военным коммунизмом, надо восстанавливать. У Кржижановского были идеи на этот счет, которые незадолго до назначения он изложил в записке председателю Совнаркома Владимиру Ленину. Размышляя над бумагой, глава советского правительства мечтал: «Примерно: в 10 (5?) лет построим 20–30 (30–50?) станций, чтобы нам всю страну усеять центрами на 400 (или 200, если не осилим больше) верст радиуса… Через 10 (20?) лет сделаем Россию «электрической». (…) Доработаемся до стольких-то (тысяч или миллионов лошадиных сил или киловатт?? Черт его знает) машинных рабов и проч.».

В плане Кржижановского вождя большевиков привлекала, конечно, не только деловая сторона. Идеологическим стержнем плана было утверждение: «Век пара — век буржуазии, век электричества — век социализма». Советская власть несет народу свет: после двух лет холода, голода и разрухи коммунистам нужны были сильные лозунги.

Называть дореволюционную Россию «темным царством» может только ум, ослепленный пропагандой. Царская Россия имела сопоставимую с Европой энергетику, достойный план электрификации страны и уже начатые масштабные проекты.

Например, на Северной Двине, по данным переписи 1912–1913 года, числилось 2213 гидросиловых установок. Предвоенный экономический бум с 1910-го по 1914 год увеличил число акционерных обществ в электроэнергетике с 12 до 22, а их капитал на 71%. Активную роль в финансировании электрификации играл иностранный капитал. В 1910 году немецкая компания Siemens & Halske в партнерстве с американской Westinghouse заложила Волховскую ГЭС: основными потребителями электричества должны были стать проектируемое в Петербурге метро и пригородные железные дороги. Финансисты «Частного банка» и «Французского кредита» решили вложиться в строительство электрифицированной дороги Владикавказ — Тифлис. Русские инвесторы учредили в 1912 году общество для электрификации участка Москва — Сергиев Посад. Наиболее масштабным выглядел проект 1912 года по сооружению канала Волга — Дон и перекрытию плотиной порогов Днепра. В этом консорциуме участвовали немцы из Siemens & Halske, французы из Batignolles, русские банки и отечественное «Общество электрической силы водопадов». В большевистских словах о «темной России» сквозила фальшь. По валовой мощности гидроустановок в 1911–1913 годах Россия стояла на третьем месте в мире, уступая только Канаде и США.

В отличие от ленинских разработчиков царские инженеры не грезили фантазиями создать электрический плуг, а в центр электрификации ставили увязанность с энергетикой главных инфраструктур: железных и шоссейных дорог, судоходства, связи. Первые подходы к масштабному проекту сформулировала в 1909–1912 годах Междуведомственная комиссия для составления плана работ по улучшению и развитию водяных сообщений Империи. Ее наработки перешли к Управлению внутренних водных путей и шоссейных дорог Министерства путей сообщения. Зная масштабы страны и обилие водных ресурсов, царские специалисты делали ставку на гидроэнергетику. Конечно, соглашались они, в России пока не удастся получить станций под стать Ниагарской в США или Рейнской в Швейцарии, но в ближайшем будущем можно охватить 15–20 полноводных рек и озер. Ставка делалась не на бездумное извлечение энергии из «белого угля», а на строительство удобных водных путей, коротких маршрутов, шлюзование. По записке МПС от 25 февраля 1917 года планировалось затратить на гидрообъекты до 600 млн золотых рублей, получив 860 МВт мощности; 79% финансирования шло на водные пути и лишь 21% — на саму гидроэнергетику. И доходы от нее не должны были уходить на сторону, их получало только МПС, чтобы электрифицировать железные дороги и, экономя уголь, снижать тарифы.

Провал затеи ГЭС в Самарской луке вызвал у инженера Кржижановского аллергию к гидроэнергетике в целом. К началу революции он преуспел как руководитель первой в России районной электростанции на торфе «Электропередача» на востоке Подмосковья. Сжигать «дары болот» казалось делом более скорым и оправданным, чем строить плотины и шлюзы. В раздел «Электрификация и водная энергия» плана ГОЭЛРО так и записали: «Если обратиться к России, то ее гидросиловые возможности сосредоточены главным образом на периферии государства». На равнинных реках считалось возможным лишь возведение мелких установок в 1100–2000 лошадиных сил и в тех местах, где поблизости нет сухого топлива.

«Электрическим станциям на торфу предстоит громадная будущность», — убеждал соратников Кржижановский. После того как Ленин поставил Глеба Максимилиановича во главе ГОЭЛРО, спорить с ним было все сложнее. Вождь отвел ему всего два месяца на разработку плана. Требования Ленин предъявил жесткие, но комфортом не обделил, оставил, например, в бессрочное личное пользование особняк на Садовнической, который при царе принадлежал «Обществу 1886 года». Навязчивая идея настроить близ городов электростанций, привязанных к местному, пусть даже неэффективному топливу, легла на бумагу как альфа и омега плана.

Потенциальных оппонентов спорной затеи тепловых районных станций пытались ублажить. Приглашенные в комиссию, они обрели не только литерные пайки, но и возможность удовлетворить технические амбиции. Например, Генрих Графтио. Гидроэнергетик до мозга костей и фанатик электрификации железных дорог. Неужели он не понимает, что коптить небо торфом, имевшим низкий КПД, да концентрировать эти станции вблизи городов — не лучшая затея? Но спорить с затеями Кржижановского Графтио не стал, удовольствовавшись тем, что в план вошла достройка Волховской ГЭС, которую он, Графтио, проектировал и начинал. Получая мандат члена комиссии ГОЭЛРО, Генрих Осипович понимал, что бумага спасет его от многих напастей. Когда домком постановил выселить профессора из питерской квартиры, Кржижановский утряс этот вопрос. В 1921 году стряслось дело посерьезнее: бывшего надворного советника Графтио арестовала ЧК. Поначалу руководителю Волховстроя не помогло даже то, что он был автором аббревиатуры ГОЭЛРО. Свобода улыбнулась лишь после персонального звонка Ленина в чрезвычайку.

В отличие от пассажиров «философского парохода» инженеров из бывших большевикам приходилось терпеть. Известный электротехник профессор Карл Круг не скрывал враждебности к Советской власти, но был приглашен в комиссию ГОЭЛРО и с 1920 года возглавил Государственный экспериментальный электротехнический институт. Вместе с Леонидом Рамзиным и Александром Коганом Круг написал самый толковый раздел плана ГОЭЛРО «Электрификация и промышленность». Три предшествующих ему главных раздела, вышедших из-под пера Кржижановского, оказались куда менее конкретны, расплывчаты и наивны.

В мозгу шефа комиссии технократическая извилина переплеталась с идеологической: как-никак автор русского текста революционной «Варшавянки» Кржижановский числился членом РСДРП с 1893 года. Идеологическая «обработка» и «проработка» спецов воспринималась начальником ГОЭЛРО как одна из должностных обязанностей. На заседании ГОЭЛРО 26 июля 1920 года слушали доклад Льва Литошенко «Экономические условия электрификации сельского хозяйства». Кржижановский не скрывал возмущения: «Литошенко… строит свой доклад на том положении, что основную ставку нужно делать на крепкого хозяина, т. е. на кулака-предпринимателя… Наша агрономическая группа является в целом сторонником создания социалистического типа хозяйства… Мы проектируем электрификацию земледелия не такую, как предполагает т. Литошенко…»

Мысль годилась для всех сфер жизни: энергетика нужна не сама по себе, а как изменение уклада. Ленин, прочитав в 1920 году книгу Бухарина «Экономика переходного периода», жирным карандашом подчеркнул строчки: «Даже в самых мощных капиталистических странах применение электрической энергии… наталкивалось на границы, указываемые частной собственностью» и «отмена частной собственности, патентного права и коммерческой тайны, единство плана и т. д. делают возможным переход на электрическую энергию». Здесь председатель правительства сделал пометку: «Об этом надо бы больше!» И уже Кржижановский без ложной скромности заимствует идеи немецкого профессора Карла Баллода из книги «Государство будущего»: через план и электричество сделать новый тип хозяйства — сначала в России, а повезет с мировой революцией, и в Германии.

Нет 11-часовому рабочему дню, монотонным работам, индивидуальной интенсификации! Нет алкогольным напиткам и пивоварению! Перекуем крестьян в сельскохозяйственных рабочих! Условия труда и быта, культуру изменим коренным образом! Все эти заманчивые вещи записываются в план ГОЭЛРО. Похоже на отдушку. Ну а где же начинка пирога? От какой печки плясать? «Районные станции, — заклинает Кржижановский, — должны сделаться теми оазисами, теми центрами, которые будут обрастать новыми промышленными и культурными ценностями, строя совершенно новую карту промышленной и экономической географии». Вот когда перед жителями страны замаячили трубы от ТЭЦ в городах плюс гниющие под землей теплоцентрали.

Поддержать идею «районок» перед Лениным взялся председатель Главторфа Иван Радченко. Кржижановский, обличая Троцкого за трудовые армии, не имел ничего против использования подневольного труда при строительстве своих любимых станций. «Неизбежно придется, — настаивал он, — декретировать трудовую повинность». Его не смущало, что в разгар сельхозработ из окрестных деревень предстоит сгонять на неоплачиваемые заготовки тысячи баб и девушек-подростков. В план ГОЭЛРО запишут строительство 20 районных тепловых станций общей мощностью 1 110 000 кВт. Большая часть из них на местном топливе — угле, сланцах, торфе, древесине.

Чтение доклада об электрификации на VIII съезде Советов в декабре 1920 года было триумфальным. Большой театр был недоосвещен и недоотоплен, но депутаты бурно аплодировали и выкрикивали лозунги. Тон задал председатель правительства. Показывая на томик «Плана ГОЭЛРО», Ленин не оставил ни у кого сомнений: «На мой взгляд, это — наша вторая программа партии». И добавил фразу, ставшую крылатой: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны… Мы доведем дело до того, чтобы хозяйственная база из мелкокрестьянской перешла в крупнопромышленную».

Из плана ГОЭЛРО было ясно: молодое советское государство делает ставку на госкапитализм. Частнику в обновленном хозяйстве места не оставалось. В остальном план имел много нестыковок и туманностей. Например, карта на сцене Большого, где лампочками подсвечивались 27 новых электростанций, четко показывала закольцовку энергосистемы. Правое полукольцо проходило по Волге. Но гидроэлектростанции здесь никто строить не собирался! По крайней мере в отведенные планом ГОЭЛРО 10 лет. Забыв про энергию реки, авторы плана располагали станции на твердом топливе от Царицына до Нижнего Новгорода. Или взять электрификацию железной дороги Кривой Рог — Царицын. Ее затевали, чтобы быстрее возить уголь на Волгу. И на годы отодвинули рожденный при царе проект Волго-Донского канала, по которому доставлять уголь было в разы дешевле.

Создатели поделили план ГОЭЛРО на две программы. «Программа А» оказалась реалистичной, она предусматривала восстановление и объединение существовавших с царских времен электростанций в Петрограде, Московском районе, Донбассе, Урале и была выполнена к 1926 году.

«Программа Б», намечавшая новые, частью далекие от энергетики стройки, оказалась более путаной. Чего стоит одна смета затрат на ГОЭЛРО за 10 лет. Из 17 млрд золотых рублей на саму электрификацию выделялось лишь 1,2 млрд. Куда должно было пойти остальное? На увеличение выпуска в обрабатывающей промышленности до 80% от довоенного уровня направлялось 5 млрд рублей, на добывающую промышленность — 3 млрд, на восстановление транспорта — 8 млрд рублей.

На строительство объектов ГОЭЛРО не хватало 6 млрд рублей. По рецепту государственной комиссии дефицит «может быть покрыт путем концессий и кредитных операций, вывоза сельскохозяйственной продукции, леса и нефтепродуктов». Ленин добавил к этому еще идею: сплавление северного леса за границу «могло бы дать до полумиллиарда валютных рублей в ближайшее же время». Концессий в энергетике так и не допустили. Зато сэкономили на рабочей силе: в «стройтрудармиях» на объектах ГОЭЛРО работали не только вольнонаемные, но и десятки тысяч заключенных.

Индустриализация выползала из утробы ГОЭЛРО. Никто не спорил о ее необходимости. Члены комиссии по электрификации в 1923 году рапортовали, что «Электросила» изготовила четыре гидрогенератора мощностью по 7,5 МВт для Волховской ГЭС. В газетных передовицах, правда, старались не упоминать, что питерский завод, конфискованный большевиками у Siemens & Halske, и до революции выпускал подобные агрегаты с фирменным клеймом качества. Сумела бы сделать «Электросила» турбины для затевавшейся тогда Днепровской гидроэлектростанции? Руководители советского государства рисковать не стали. Заказ разместили на американской корпорации General Electric.

Средств и жизней на ДнепроГЭС не жалели. Еще бы: станция обещала стать самой мощной в мире! И опять, выпячивая ее как жемчужину социализма, старались забыть, что первый проект перекрытия днепровских порогов появился еще в 1905 году в чертежах Генриха Графтио. Кстати, и тогда, и позднее, в 1912 году, когда за проект взялся бизнес-консорциум, хотели построить три плотины. Затопление выходило более бережным. В случае же с гигантским ДнепроГЭСом, начерченным гоэлровцем Александровым, под воду уходили десятки тысяч гектаров украинских черноземов.

Качество строительства и монтажа оборудования обеспечили американские специалисты. Заливала бетон рабочая сила, свезенная в запорожские бараки со всего СССР. В сроки, записанные в ГОЭЛРО (10, максимум 15 лет), ДнепроГЭС не уложился: только в 1939 году станция вышла на проектную мощность 560 МВт.

Но в те годы партийные боссы озвучивали совсем иные итоги ГОЭЛРО. Исключительно триумфальные. По утверждению наркома Серго Орджоникидзе, план был выполнен к 1930 году, а к 15-летию ГОЭЛРО (1935 год) страна построила вместо тридцати районных электростанций — сорок и мощностью втрое выше, чем предусматривал план. Правда, баланс по гидроэлектростанциям ораторы обходили стороной. Из запланированных ГОЭЛРО восьми (по другому варианту десяти) плотин относительно в срок появились лишь Волховская, Нижне-Свирская и Днепровская ГЭС.

Канонизация плана, освященного «лампочкой Ильича», не утихала все советские годы. Профессионалы, конечно, знали, что история российской энергетики начинается значительно раньше 22 декабря 1920 года, но предпочитали об этом не говорить. Ритуальное слово «ГОЭЛРО» настолько въелось в умы, что даже реструктуризацию российской электроэнергетики под руководством Анатолия Чубайса назвали ГОЭЛРО-2.