В конце ноября СМИ и МИД России подняли утробный вой по поводу ролика, в котором украинцы расстреляли сдающихся в плен военнослужащих Кремля. СКР даже типа уголовное дело возбудило за это убийство.
Мало этого, даже хоть и попавший впросак, но очень неглупый Лукашенко к этому вою подключился, назвав заказчиками этого убийства американцев: «Что решала казнь российских ребят? Они что, хотели еще раз возбудить русского человека? Они это сделали! Они делают все для эскалации, и это настораживает – казалось бы, мелочь, а как возбуждает народ. Это говорит о том, что их за одно место американцы сильно держат. Самостоятельные умные люди так не поступают». Помолчал бы о самостоятельности, с учётом того, насколько самостоятелен сам Лукашенко, однако его слова тоже интересны с точки зрения попытки Лукашенко отвести глаза от заказчиков, правда, не убийства, а заказчиков этого пропагандистского воя. Ведь только с точки зрения военной пропаганды этот вой Кремля абсолютно правильный, но о пропаганде позже.
Со своей стороны, как ответная мера на эти пропагандистскую акцию, слабо пропищала и прокуратура Украины, возбудив уголовное дело против убитых за то, что они проявили «вероломство»: «Против российских военнослужащих, расстрелянных при сдаче в плен под Макеевкой (ЛНР), завели уголовное дело по статье 438 УК Украины – «нарушение обычаев войны», сообщил в Twitter экс-замгенпрокурора республики Гюндуз Мамедов. Речь, по его словам, идет о «вероломстве» со стороны российских военных». Дело в том, что российские СМИ, понятное дело, дают этот видеоролик в обрезанном виде – не показывают, что последний выходивший из дома и тоже как бы сдающийся военнослужащий Кремля был честным солдатом и открыл по берущим их в плен украинцам огонь из автомата, попав по одному, а они ответным огнём убили его, и всех сдававшихся.
Вообще-то, с обеих сторон эта пропаганда рассчитана на дебилов – на «диванных военных аналитегов», хотя бы потому, что хитрость на войне – это законный профессиональный приём, поскольку война имеет цель не развлечение скучающих дебилов разговорами о «рыцарстве», а уничтожение противника!
Ещё раз, для любой армии цель её деятельности – уничтожение противника, противника берут в плен только потому, что это тоже достижение цели, и это выгоднее, нежели его физически уничтожать. Других целей у армии быть не может, и цель – представить себя неким «гуманным рыцарем», – оформилась в мозгу только тупых юристов и таких же «государственных деятелей». Хочешь быть гуманным – не лезь в армию! В деле войны даже жестокость является гуманизмом, если она ведёт к быстрейшей и малокровной победе.
Кстати, о рыцарстве. В те времена, когда были реальные рыцари, то даже в честных рыцарских дуэлях требовалось только примерное равенство в оружии – и всё. Хитрость – это тоже оружие, посему было вполне допустимо применять её в поединках, считавшихся безусловно честными. Историками приводился пример, когда рыцарь на ристалище сделал вид, что споткнулся и упал на колено, опёршись о землю, а когда противник замешкался, бить или не бить лежащего, то бросил ему в глаза горсть песка и сам ударил мечом по слабо защищённой ноге противника, свалив его этим, и после добил лежащего. И с точки зрения рыцарства это вполне честно, мало того, и это не всё. Поскольку затем победитель за ноги оттащил убитого к своему шатру, где слуги раздели побеждённого догола, поскольку всё его имущество, включая и слуг с шатром убитого, и его лошадей, теперь стало законным трофеем победителя. А чьим ещё? Какого-нибудь мародёра?
Вот это и есть реальное рыцарство, поскольку рыцарство – это не болтовня идиотов. Мне тут вспомнился Гитлер, который задавал дуракам риторический вопрос: «Что такое война, как не использование хитрости, обмана, заблуждений, ударов и неожиданностей?» Война – это всё, что помогает окончить войну малой кровью. Но, дуракам и это разъяснение не помогает, они по-прежнему смотрят на войну, как на футбол, на котором подножки запрещены.
Но я хочу не об этом. Составленная хотя и юристами, но в те времена, когда и юристы не чуждались здравого смысла, «Женевская конвенция от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными», в статье 4 считает военнопленными не просто всех ЖЕЛАЮЩИХ сдаться в плен, а тех, кого ПРИНЯЛИ в плен: «Военнопленными, по смыслу настоящей Конвенции, являются попавшие во власть неприятеля лица…», – а в старые времена, во-первых, ещё понимали, что в плен сдаются на милость победителя. Если такой милости нет, то извини! Если ты издалека убиваешь в глубоком тылу жён и детей неприятеля, если неприятель видит в Ютубе, как ты оторвал ракетой 6-летней украинской девочке обе ножки, слышит, что ты убил уже более 4-х сот украинских только детей, то при виде твоих поднятых рук, милости у неприятеля может и не возникнуть. Думаю, что это понятно.
И вот тут вопрос – а когда именно возникает «власть неприятеля», при которой складываются условия Женевской конвенции? Когда кто-то поднял руки?
Ответ не сложный – когда пленный покидает поле боя и взявшими его в плен войсками передаётся органам содержания пленных, а такими принимающих пленных органами, как правило, являются органы МВД. И, во-вторых, вот только после этого наступает настоящая «власть неприятеля», которая требует относиться к пленным бережно. А на поле боя и в районе, в котором ведут боевые операции войска, «власти неприятеля» нет – тут власть обеих сторон. И тут при всём при том, что очень выгодно не убивать противника, а взять его в плен, пленный может быть обузой, мешающей выполнять боевую задачу. Замечу, что ни в одной армии мира в составе боевых подразделений, частей, соединений и даже объединений нет подразделений, имеющих целью возиться с пленными, а Женевская конвенция НЕ ОБЯЗЫВАЕТ брать пленных. Повторю, в зоне боёв Женевской конвенции нет места.
Помню воспоминания командира штрафной роты времён Великой Отечественной, ветеран рассказывал, если цель атаки была дальше линии обороны немцев, то даже сдающихся в плен не брали – убивали, поскольку ослаблять атакующую роту конвоирами пленных было нельзя, а поднявшие руки немцы могли потом снова взять оружие и стрелять в спину. Короче, в бою то, что у тебя есть желание сдаться, не означает, что у меня есть и желание, и возможности взять тебя в плен.
Кстати, согласно статье 17 этой конвенции: «Каждый военнопленный при его допросе обязан сообщить только свои фамилию, имя и звание, дату рождения и личный номер или, за неимением такового, другую равноценную информацию». Ага, как раз! Это там – при допросе в МВД, во «власти неприятеля», – а в зоне боевых действий пленный расскажет всё, о чём его спросят, – в войсках нет идиотов, которые поставят под угрозу выполнение боевой задачи или риск гибели своих солдат из-за того, что «язык» говорить не хочет. Захочет!
Повторю, главное для добросовестных войск – это выполнение боевой задачи, и если пленный не мешает её выполнять, то убивать его глупо. Но если он мешает исполнять или в ходе боя может опять попасть к своим, то честные солдаты пленного убьют. Я помню очень давно читал изданную ещё до войны книжку рассказов о войне с финнами. Там советские десантники внезапно в тылу у финнов захватили опорный пункт и взяли пленных, которых поместили в одном из блиндажей, а сами заняли оборону, поскольку финны в свою очередь их окружили. Наши долго не прорывались к ним, силы десантников подошли к концу и командир, как само собой разумеющееся, рассказал, что пошёл убить пленных, но в этот момент и услышал «ура» – наши к десантникам всё же прорвались. Но в том, что пленных надлежало убить в виду угрозы, что их освободят свои, не было ни малейших сомнений ни у солдат, ни у издателей этого сборника.
А вот рассказ отца. Когда остатки его 32-го отдельного штурмового батальона, в котором он после мобилизации был начальников штаба, провели последний бой, а дивизия, в которую входил батальон, была разгромлена и перестала существовать, как боевая единица, то батальон стал фактически группой выходящих из окружения солдат и командиров. Но отец по своей должности отвечал за сохранность тылов части, и когда он накануне последнего боя увидел, как удирает от немцев наша кавалерия, то сразу приказал обозу батальона перейти мост через речку в тылу и расположиться в селе. Этим он спас знамя батальона и его документы, а имея знамя, батальон фактически продолжал существовать. И группа батальона начала выходить из окружения, пытаясь соединиться с Приморской армией.
Немцы нещадно бомбили наши войска с воздуха, в причерноморских степях негде было от них укрыться, начались повальные дезертирства и сдачи в плен, отец говорил, что вдоль тех дорог, по которым он шел, как лес торчали воткнутые штыком в землю наши винтовки.
Отца с товарищем командир батальона послал разведать пути отхода. Они ехали на «бедке» – двухколесной конной повозке. Ночь уже опустилась на землю, когда они въехали в балку, там было совсем темно, но при выезде из нее они вдруг на более светлом фоне неба увидели двух немцев, неосторожно пытавшихся рассмотреть, кто едет. Отец и его товарищ соскочили с «бедки» и выстрелили первыми: отец – из ТТ, а его товарищ – из автомата. Одного убили, а второго ранили. Раненого захватили и привезли к своим.
После допроса отец отвел пленного в сторону и выстрелом из пистолета в голову убил. Отец совершил преступление? Ведь и по Уголовному кодексу тех времён пленных убивать запрещено? Но сдать пленного было некуда, сами были в окружении. Было два пути – или отпустить, или убить. Отец убил. Война для него футболом не была. Кроме того, не является преступлением деяние, хотя и запрещённое уголовным кодексом, но совершённое в защиту интересов общества, – не дав этому немцу продолжить войну, отец и преступления не совершил, поскольку защитил интересы общества.
Кстати, отец всё же вышел в Одессу и с документами батальона, и со знаменем, и ещё защищал и Одессу, пока не был тяжело ранен в голову, после чего очнулся только в Новороссийске.
Что в итоге? Вряд ли меня поняли диванные бойцы, но суть в том, что твоё желание сдаться в плен ещё не означает, что ты стал пленным даже с точки зрения Женевской конвенции.
Теперь о собственно инциденте с убийством сдающихся в плен, с которого эта статья и начата.
Как уже до меня правильно обратил внимание В. Алкснис, добровольная сдача в плен по статье 352.1 Уголовного кодекса России является преступлением, которое даже без признаков государственной измены «наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет». Таким образом СМИ России вместе с Лукашенко воют не по честным солдатам, а по тем, кто с точки зрения Кремля являются преступниками, которые, к тому ж, погибли по причине совершения ими преступления и в ходе его совершения. Казалось бы, а где логика в воплях Кремля?
Но логика есть. Этот вой Кремля с точки зрения только кремлёвских потребностей абсолютно правильный. В чём потребность Кремля? В том, чтобы убить как можно больше граждан России в этой братоубийственной войне. Но проблема в том, что мобилизованные Кремлём граждане России далеко не всегда глупцы, да и в окопах умнеют, посему мобилизованные не видят пользы для России ни умирать за яхты абрамовичей и за то, чтобы в Думе как можно дольше сидели эти уроды, ни убивать за это украинцев.
Мобилизованные сдаются украинцам в плен.
И Кремлю важно хотя бы приостановить этот процесс, а для этого надо, с одной стороны, запугать мобилизованных тем, что украинцы их в плен всё равно не возьмут, а сразу убьют, с другой стороны, надо вызвать ярость украинцев, чтобы они действительно в плен не брали.
Вот посмотрите с этой точки зрения на обстрелы украинских городов и электростанций. С военной точки зрения эти обстрелы не имеют смысла и являются чистым терроризмом, а как это выглядит с психологической точки зрения?
С точки зрения вызова ярости у украинских солдат?
Ю.И. МУХИН