МОЛНИЕНОСНАЯ ВОЙНА. ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ часть 7

Если смотреть на эту самостоятельность немецких генералов и офицеров с позиций не армии, а экономики, то генерал или офицер немецкой армии ставился в положение частного предпринимателя, правда, действующего в общей системе Госплана. Такой предприниматель (если бы где-то имелась такая структура Госплана с предпринимателями) имел бы полную свободу действий на выделенном ему участке рынка, но он одновременно был бы защищен от неудач оказанием ему помощи вышестоящим начальником (гипотетическим Госпланом).

Таким идеальным, с точки зрения данного положения устава, немецким полководцем, как бы, свободным предпринимателем, и был поминаемый фельдмаршал Манштейн, который с авантюрной наглостью брался за решение задач, бывших ему не по силам, но будучи в уверенности, что вышестоящее командование ему поможет в случае неудачи. И действительно, до определенного времени ему помогали – под Сольцами дивизией СС, в Крыму воздушным флотом. На Восточном фронте авантюры Манштейна удавались ему почти полтора года – до Сталинграда. А в 1944 году Гитлер снял его со всех должностей. Почему?

Просто есть генералы, которые посылают солдат в бой (скажем высоким штилем) во имя славы их Родины, а есть генералы, которые посылают солдат в бой во имя собственной славы – во имя себя, любимых. И все у них хорошо получается, пока эту победную славу можно получить. Но как только появляется противник, которого этот генерал разбить не может, вот тут у генерала и появляется соблазн воспользоваться своей самостоятельностью и, чтобы избежать позора поражения, не выполнить задачу, поставленную командованием, - наплевать на его замысел.

Таким образом, предоставление на практике полной творческой свободы подчиненным, зависит от подчиненного – он обязан твердо понимать, что ответственность за реализацию общего плана лежит на начальнике, и вся свобода подчиненного ограничивается, если его «творчество» исключает или мешает начальнику выполнить стоящую перед ним задачу. Вот это и привело впоследствии к конфликтам между Гитлером и генералами. Да и не только Гитлера.

Это уклонение от исполнения приказа начальника может вызвать вопрос, а разве в армии начальник не способен заставить подчиненного исполнить свою волю?

Давайте отвлечемся от немцев и рассмотрим пример такого конфликта из истории управления войсками Красной Армии, поскольку существует мнение, что Сталин, как и Гитлер, был неким диктатором, заставлявшим всех генералов тупо исполнять свою волю. Сразу оговорюсь, что на рассматриваемый момент (1941 год) Сталин с военной точки зрения был, как бы, никем, поскольку до Великой Отечественной войны он в своей жизни самостоятельно никогда не управлял войсками, не планировал военные операции, и не учился этому делу. А маршалы и генералы Красной Армии были профессионалами, и они осознавали и внутренне гордились этим.

Итак, сентябрь 1941 года, немцы подошли к Ленинграду и прорвались к Ладожскому озеру, полностью взяв Ленинград в блокаду. Многочисленные соединения Красной Армии и несколько миллионов мирных жителей Ленинграда были обречены на голодную смерть. Немцы еще не закрепились, поэтому можно было если не разгромить их, то, по крайней мере, прорвать окружение и восстановить связь с городом. В принципе можно было выбрать несколько направлений прорыва, но Генштаб РККА и Сталин, только начавший осваиваться в должности Верховного главнокомандующего, выбрали направление через станцию Мга. Поэтому изнутри окруженного Ленинграда в этом же направлении должен был повести войска на прорыв и командовавший окруженными в Ленинграде войсками генерал Г. Жуков. Почему Генштабом и Сталиным был выбран прорыв через станцию Мга? О причинах можно догадаться, взглянув на карту.

Станция Мга в блокаде Ленинграда была ключевым местом, поскольку это был узел железных дорог, не только связывающий Ленинград с Большой землей, но и связывающий железной дорогой тылы немцев с их соединениями, прорвавшимися к Шлиссельбургу – к Ладожскому озеру. Взять станцию Мга, значило не просто деблокировать Ленинград, быстро восстановив железнодорожное сообщение с ним, но и фактически окружить шлиссельбургскую группировку немцев. То есть, Генштаб и Сталин планировали совместить прорыв блокады с нанесением немцам крупных потерь. Немцы, взяв эту станцию 30 августа, разумеется, это понимали, поэтому укрепляли станцию Мга - этот ключевой пункт - с каждым днем все сильнее. Время не ждало! И вот 16 сентября 1941 года в 23 ч 30 минут у Сталина и начальника Генштаба РККА маршала Шапошникова состоялся телеграфный разговор с командующим 54-й армией маршалом Г. Куликом, командовавшим советскими войсками с внешней стороны немецкой блокады.

Как видно из этого разговора, у Кулика был некий свой план боев. Этот план не исключал прорыва к Ленинграду, но через Шлиссельбург. Какая-то логика в этом видна – при ударе на станцию Мга, немцы будут угрожать войскам его армии с обоих флангов, а Шлиссельбург находился на правом фланге его армии, и при ударе в его направлении, правый фланг его наступающих войск будет прикрыт Ладожским озером. Правда, одновременно Кулик вел активные бои и в направлении Вороново, находившегося на левом фланге его армии. Если попытаться понять, что Кулик хотел, то, скорее всего, Кулик делал все, чтобы предотвратить окружение его 54-й армии немцами. Ведь хотя война недавно началась, но Кулику уже не посчастливилось попасть в окружение. В самом начале войны его послали на Западный фронт организовать по немцам контрудар силами 3-й и 10-й армии, но эти армии были разгромлены немцами, а сам Кулик две недели лесами выходил из окружения. Вот я и думаю, что для Кулика было главным избежать вторичного позора окружения, а взятие станции Мга, находившейся в центре его войск, для него было второстепенной задачей.

Но, как бы то ни было, но вы видите - Кулик подтвердил Сталину, что немедленно приступит к боям за станцию МГА, то есть, фактически обманул.

Прошло 4 дня и 20 сентября 1941 г. в 23 часа состоялся новый телеграфный разговор, в интересующей нас части он таков:

КУЛИК. Всего хорошего. Кулик».

Итак, даже через 4 дня после обещания немедленно начать наступление только на станцию Мга, Кулик и не собирался это делать, «повесив Сталину лапшу на уши», что ему, дескать, нужно провести рекогносцировку (визуальную разведку местности и противника). Это как понять?

Как видите, Кулик докладывает, что он ведет бои за взятие Синявино, а это все то же шлиссельбургское направление – правый фланг. И одновременно Кулик ведет бои на своем левом фланге, и не оборонительные, а пытаясь и там взять у немцев Вороново. И эти бои, организуемые Куликом, ни на шаг не продвинувшие дело деблокады Ленинграда, уже стоили Красной Армии 20 тысяч человек потерь!

Кулик упорно не исполнял приказ Ставки! Повторю, скорее всего, он всячески пытался исключить окружение своей 54-й армии. Ему, одному из всего пяти маршалов СССР, второй раз потерять армию и выходить из окружения, было оскорбительно. Думаю, что Кулик не верил в свои способности отбить у немцев станцию Мга, а доложить об этом Сталину не позволяла маршальская гордость.

26 сентября Сталин принял решение снять Кулика с должности командующего.

Но что тут, помимо неспособности подчиненного, еще нужно понять, чтобы понять и начальников? Даже если подчиненный и способен исполнить задачу, но у него имеется свой план боя, то настаивать на исполнение задачи, поставленной начальником, чрезвычайно опасно. Вы же фактически объявляете подчиненному, что он, гордящийся собою специалист, не способен исполнять свои обязанности – не способен придумать план. И подчиненный из уязвленного самолюбия пойдет на саботирование исполнения вашего приказа, а если вы совершите над ним насилие - заставите его, то он исполнит ваш приказ формально и так, чтобы дело окончилось поражением, - и только потому, чтобы показать, что это вы дурак, а не он. Такой подчиненный гораздо опасней для дела, чем тот, который верит вам безусловно и поэтому исполняет ваш вариант приказа со всею старательностью.

Как видите, Сталин, вообще-то, действовал по-немецки - ставил в своих приказах задачи ясно и в общем виде, без указания, как их исполнять, и давал командующим свободу самим разработать планы исполнения этих задач: «Просьба к вам представить сегодня же ваш план взятия станции Мга». Но, главное, это хороший пример для объяснения того, почему к 1943 году «старые маршалы» СССР, в том числе и такие выдающиеся, как С. Буденный и С. Тимошенко, перестали командовать войсками. Сталин и Генштаб не имели у них того авторитета, который требуется для беспрекословного принятия к исполнению задач, поставленных в приказах Ставки.

У немцев начались аналогичные конфликты после их поражения под Волховом, Москвой, Ростовом и Ельцом осенью 1941 и в зиму 1941-1942 годов. Пока у немцев был морально нестойкий противник, то со свободой и творчеством генералов все было хорошо, но когда по немецким генералам был нанесен по-настоящему сильный удар со стороны РККА, то Гитлеру пришлось остановить творчество своих генералов, выразившееся во всеобщем отступлении немецких войск. Остановил Гитлер бегство немецкой армии армии жестоким «стоп-приказом», за которым последовало снятие с должностей командующего группой армий «Юг» фельдмаршала Рундштедта, командующего 2-й танковой армией немцев генерала Гудериана, а потом еще около 200 немецких генералов, включая начальника Генштаба сухопутных войск Германии Гальдера.

Так, что свобода свободой, а приказ начальника выполнять надо!

Хотя то, какие принципы управления войсками немцы вкладывали в головы своих офицеров, я уже и изложил статьями устава, но все равно суммирую их аналитической работой немецкого генерала.

Во всех книгах по делократии, да и по истории войны, я приводил в пример короткую главку из труда немецкого генерал-майора Б. Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии. 1933-1945». Вот, что он сообщает по вопросам управления немецкой армии, и в чем, кстати, никто из известных мне исследователей до сих пор не видит ничего интересного.

Насчёт огромного численного превосходства – это немцы себе льстят, чтобы как-то оправдать своё итоговое поражение от войск Красной Армии. Но куда денешься от фактов – ведь немцы все же нанесли нам тяжелейшие потери. Еще раз сравните: немцы учили своих офицеров «избегать всякого сковывающего схематизма», а русская Академия Генштаба, по словам генерала Мартынова, «вместо практических деятелей …воспитывает доктринеров». Немцы сто лет воспитывали в своих офицерах «самостоятельность мышления и действия», а у нас «инициатива безжалостно подавляется в академии».

В итоге получается, что немцы, начиная еще с середины позапрошлого века, начали совершенствовать управление своей армией с целью суммировать творческое начало как можно большего числа военнослужащих, и это совершенствование привело к делократизации управления немецкими войсками. А это, в свою очередь, раскрыло (насколько это вообще возможно) творческий потенциал всей немецкой армии, что и предопределило превосходство немецкой армии в части управления войсками над всеми армиями мира в начальный период Второй мировой войны.

Мало этого, такое коллективное творчество не могло не сказаться и на подготовке армии к войне – на разработке идей того, как в войне победить – на разработке тактики и оперативного искусства.

Однако, во всех этих уставных положениях немцев тоже нет ничего особо нового, чего бы, в тех или иных вариациях, не было в уставных положениях армий-противников немцев. И остается вопрос: почему только у немцев эти положения работали в полную силу? И ответ один: потому, что немцы потратили сто лет воспитания своего офицерского состава для того, чтобы достаточная часть генералов и офицеров все же восприняли предоставляемую им свободу единоначальника и воспользовались ею. 

Поскольку вы видите, насколько огромное значение для победы в бою имеет подготовка офицеров и генералов, то, так или иначе, нужно коснуться вопросов подготовки немецких офицеров.

В 1946 году проходил так называемый Нюрнбергский процесс – суд над руководителями нацисткой Германии и ее высшим генералитетом. Прокурором от СССР был Р. Руденко, и совершенно очевидно, что для допроса начальника штаба всех вооруженных сил Германии фельдмаршала В. Кейтеля, состоявшегося 5 апреля 1946 года, наш прокурор разработал понятный русскому человеку план. Он решил усугубить вину В. Кейтеля тем, что Кейтель, в понимании Руденко, окончил много военно-учебных заведений (иначе как бы он стал начальником Генштаба?), а Гитлер всего-навсего ефрейтор, а посему и вина Кейтеля в развязывании войны чуть ли не больше, чем вина Гитлера. И вот, надев на мозги эти наши русские шоры, Руденко смело начал допрос с выспрашивания названий военных училищ и академий, которые Кейтель, по уверенности Руденко, обязательно должен был закончить, чтобы стать фельдмаршалом. Этот допрос звучал так.

Как видите, получился разговор глухих: Кейтель не понимал, чего от него хочет Руденко, а Руденко не понимал, как такое может быть, что у фельдмаршала Кейтеля и ефрейтора Гитлера одно и то же формальное военное образование – ни тот, ни другой не оканчивали никаких военных училищ и академий. Не оканчивали их по той простой причине, что в Германии, по меньшей мере, до конца Второй мировой войны ничего подобного не было.

То есть не было никаких военно-учебных заведений, куда с улицы мог поступить штатский человек, поприсутствовать несколько лет на занятиях, сдать экзамены и стать офицером. Не было также никаких учебных заведений, в которых бы офицеры делали то же самое с целью получить некий академический диплом, который бы потом учитывался при продвижении их по службе, – не было военных академий. Тогда, что было, и как немцы готовили офицеров, – спросите вы.

Расскажу то, что я понял, исследуя этот вопрос, а понял я следующее.

Возьмем для примера несколько биографий немецких офицеров, которые удосужились рассказать хоть что-то о своей подготовке.

Начнем с биографии немецкого офицера, майора Бруно Винцера. Из-за тяжелого материального положения в охваченной кризисом Германии, не закончив полного курса среднего образования и воодушевленный военной романтикой, он в возрасте 19 лет 13 апреля 1931 года вступил в рейхсвер – маленькую стотысячную армию догитлеровской Германии. Вступил, заключив контракт сроком на 12 лет: «Мы получали в месяц на руки пятьдесят марок на всем готовом и при бесплатном жилище. Это были большие деньги. Кружка пива стоила пятнадцать, а стакан шнапса – двадцать пфеннигов. Пособие, которое получал безработный на себя и на семью, не составляло и половины нашего жалованья». Это жалованье, при 1/3 стоимости проезда в поездах, Винцер получал первые два года службы. А затем «1 апреля после двухгодичной службы наступил срок …первого присвоения нового звания. Мы были произведены в старшие стрелки, получили нарукавную нашивку и больший оклад».

Поступившему в армию и желающему сделать в ней карьеру, помимо желания, был важен образовательный ценз – какое учебное заведение рекрут закончил до зачисления на службу. Но, в немецкой армии можно было сделать карьеру командира, то есть, офицера, и карьеру солдата - умелого бойца. Карьера умелого бойца вела к поочередному получению званий: ефрейтор, обер-ефрейтор, гаупт-ефрейтор, штабс-ефрейтор. Карьеру бойца можно было сделать с любым образованием – хоть с низшим, хоть с высшим, – было бы желание.

С таким же образованием можно было сделать и командирскую карьеру, но только карьеру младшего офицера, поочередно выслужив звания: унтер-офицер, унтер-фельдфебель, фельдфебель, обер-фельдфебель, гаупт-фельдфебель, штабс-фельдфебель. А вот стать, так сказать, настоящим офицером – лейтенантом – можно было только с полным средним образованием. Если оно было, как у Винцера, неполным, то можно было стать только командиром взвода, т.е. фельдфебелем, пройдя, само собой, должность командира отделения (унтер-офицера).

Винцер описывает внутреннюю дилемму, которая в нашей армии совершенно отсутствует: «Еще через два года можно было стать ефрейтором и получить вторую нарукавную нашивку. И вот тут-то солдат и оказывался на пресловутом «распутье».

Как я полагаю, Винцер пишет для немцев, а посему не поясняет им то, что немцу и так понятно, а переводчики переводят не совсем то, что хотел сказать автор. Скорее всего, речь идет не о «кандидатском стаже», о котором впоследствии ни Винцер, ни другие мемуаристы никогда не вспоминали ни в каких случаях, а о статусе «кандидата», причем, статус кандидата имели и те, кто хотел стать ефрейтором.

Но, как видим, чтобы стать офицером, помимо образовательного ценза, нужно было, чтобы в части, в которой ты служишь, была вакансия кандидатской должности на звание офицера.

Прерву рассказ майора Винцера, на рассказ о своей подготовке немецкого генерал-лейтенанта В. Мюллера. Сын баварского мастера-кожевника, владельца предприятия и депутата, Мюллер в 1913 году окончил католическую гуманитарную гимназию, то есть, получил полное среднее образование. И захотел стать офицером. Однако: «Когда я откровенно высказал родителям желание сделаться офицером, они заколебались и даже отнеслись к этому отрицательно. Отец сразу же заявил, что это не для меня. Офицерский корпус состоит из дворян и сыновей офицеров и чиновников. Кроме того, у нас нет никаких связей с военными кругами, а без протекции меня едва ли примут в армию, да если и примут, то выше звания майора я не дослужусь.

Итак, подготовка Мюллера: три месяца муштры солдатом, до момента, пока появилась должность кандидата в офицеры (в другой части), пять месяцев службы до получения чина унтер-офицера, два месяца в техническом училище, но уже в должности фенриха – унтер-офицера, ожидающего офицерской вакансии, фронт, бои и чин лейтенанта.

Итак, если ты в немецкой армии хотел стать командиром, а твое образование было недостаточным, чтобы сразу получить статус кандидата в офицеры, ты становился кандидатом в унтер-офицеры, по-немецки это звучало как «фанен-юнкер унтер-офицер». На солдатском погоне у тебя появлялась серебристая «лычка», как у ефрейторов Советской Армии, и тебя ускоренно начинали готовить на должности командира отделения и взвода. Если образования хватало, то ты становился «фанен-юнкером офицером» и у тебя на погоне было две серебристых «лычки», а сам погоны ты имел знаки различия тех званий, которые ты получал по мере прохождения службы и занятия соответствующих должностей, как солдат (ефрейторы отличались нарукавными нашивками, унтер-офицера отличали серебряная обшивка (галун) воротника и длинных сторон погона).

«Фанен-юнкер офицер», полностью подготовленный и уже имеющий унтер-офицерское звание, получал статус «фенрих», т.е. «чуть-чуть не офицер», то есть, фенрих имел статус офицера, ожидающего вступления в должность (скажем, его форма отличалась от формы унтер-офицеров тем, что воротник его унтер-офицерской формы был уже без унтер-офицерского и фельдфебельского галуна, ремень – офицерский, а на фуражке – серебряный офицерский шнур).

В кайзеровской Германии офицеров старались набирать из среды госслужащих, при Гитлере это уже не имело значения.

Образовательный ценз (оконченное среднее образование) важен был только при поступлении на службу, а дальше, если упорно работать, то стать офицером можно было и без него, как стал сам Винцер, но это требовало большего времени службы в доофицерских должностях. Хотя, следует сказать, что и имея полное среднее образование, и желание стать офицером, в немецкой армии им стать было далеко не просто. Образование, по сути, не имело значения – значение имел только ты сам – насколько ты действительно атаман и по военным знаниям, и по всему остальному.

А при поступлении на срочную службу без претензий сделать в ней карьеру, ты мог окончить ее и уйти в запас старшим стрелком. Но если ты хотел быть профессиональным военным, то с самого начала службы мог заявить, кем ты хочешь стать, и в таком случае, при наличии вакансии, ты получал статус кандидата на эту должность, и тебя начинали целенаправленно и ускоренно учить.

Вопрос – кто, какие преподаватели? В немецкой армии не было никаких преподавателей, соответствующего кандидата учили все, кто мог его научить тому, что обязан знать офицер. Так, к примеру, Винцер, будучи фельдфебелем, преподавал на курсах офицеров запаса. Он не учил их «вообще», он был командиром взвода противотанковых пушек и на курсах, организованных на базе его взвода, учил будущих пехотных офицеров запаса устройству противотанковых орудий и тактике их использования.

О военном деле немецкие офицеры знали очень много, и всему этому их учили на практике, учили образно, давая не знания, а умение исполнять то или другое дело. Чтобы не тратить время офицеров полка на индивидуальное обучение будущих офицеров, для всех кандидатов полка в подразделениях, соответствующих очередной теме обучения, организовывали кратковременные курсы, на которых их всех вместе обучали.

Снова возьмем пример из воспоминаний Винцера. Еще на первом году службы он определился, что хочет стать не бойцом (ефрейтором), а командиром - фельдфебелем, поскольку, повторю, образовательный ценз не давал ему права сразу претендовать на должность офицера. Однако рейхсвер готовил офицерские кадры, и с Винцером произошло следующее: «Вскоре после того, как я вернулся из этого внеочередного отпуска в свою часть, меня вызвали к командиру роты. Там уже собралось несколько унтер-офицеров и солдат. Нам задали вопрос, который мы сначала не приняли всерьез, но затем пришли в восторг:

…Этот парад был последним служебным заданием, выполненным мною в составе 5-й роты. Тотчас же после возвращения я был переведен для дальнейшего обучения и использования в качестве командира отделения в 8-ю пулеметную роту».

Замечу, что все это было на втором году службы, Винцер еще даже звания «старший стрелок» не получил, а его уже, помимо собственно обучения, начали стажировать в качестве командира. В конце концов, не через 4 года, а через 3,5 его производят в ефрейторы: «Присвоение мне звания ефрейтора совпало с переводом в 14-ю противотанковую роту. Эта полностью моторизованная часть только комплектовалась. Поэтому для нее была освобождена церковная школа, расположенная в центре города. В классных комнатах поселились рекруты, унтер-офицеры заняли учительскую и другие помещения. Школьный двор превратился в двор казармы, орудия поместили в гимнастический зал, а для автотранспорта были построены новые гаражи. Машины, орудия, пулеметы и другая боевая техника имелись в полном комплекте. Пахло свежей краской. Я рапортовал командиру роты:

Все частные школы шоферов в городе были привлечены к делу, и мы ежедневно до поздней ночи набирали наши учебные километры, разъезжая по городу и окрестностям. Примерно за две недели я с успехом закончил и этот курс».

Заметьте, что учиться на офицера очень часто приходилось во внеслужебное время, как в данном случае при получении водительских прав. Но у Винцера, в связи с его стажировками на командирских должностях, уже давно звание не соответствовало должности, поэтому после окончания курсов шоферов его немедленно производят в унтер-офицеры, причем с того же дня, что он был произведен в ефрейторы. Как видите, ввиду того, что Винцер выбрал командирское направление службы, ему не только не пришлось выслуживать звания обер-ефрейтора, гаупт-ефрейтора, штабс-ефрейтора, но он и ефрейтором, по сути, не служил – это были не его, командира, звания.

Вообще-то, немецкие офицеры и солдат обучали очень старательно, а тех, кто хотел стать офицерами, гоняли без жалости и даже после службы заставляли работать фактически официантами в офицерском клубе, чтобы будущие офицеры учились тому, как офицер должен себя вести вне службы. Винцер вспоминает: «Нашему командиру, австрийцу по происхождению, представлялось более важным, чтобы мы научились вести себя как «благородные господа». Мне не только теперь это кажется смешным. И тогда я все это не принимал всерьез и вызвал этим неодобрение адъютанта, дворянина и помещика из Мекленбурга, который должен был привить нам привычки и манеры «высших кругов»

Меня учили, как надо приглашать даму на танец, когда надо даму именовать «высочество», а когда «графиня», когда «сударыня» , и когда такое обращение неуместно».

Став унтер-офицером, Винцер уже мог жениться: «Финансовое положение унтер-офицера позволяло вступить в брак. Впрочем, полагалось, согласно предписаниям, дождаться двадцать пятой весны». Однако по службе у Винцера возникла проблема – он очень долго не мог подтвердить, что его бабушка не еврейка (а после прихода Гитлера к власти с этим стало строго), кроме того, он совершил дисциплинарный проступок и был наказан. Все это вызвало определенные трудности. «Впредь до получения свидетельства об арийском происхождении меня не продвигали по службе – вероятно, сыграли некоторую роль и те три дня «на губе»; но я убежден, что мне пришлось бы упаковать чемоданы, если бы не прибыло свидетельство об арийской благонадежности, выданное соответствующей служебной инстанцией гиммлеровских охранных отрядов.

В 1937 году я в качестве командира полувзвода с двумя орудиями участвовал в больших осенних маневрах в Мекленбурге, на которых присутствовал Муссолини».

После этих маневров Винцер стал фельдфебелем (его погон теперь был полностью обшит галуном), а еще через полтора года – обер-фельдфебелем, и когда ему, наконец, в 1940 году надели серебряные офицерские погоны, у него были все основания написать: «Этого дня я ждал с начала моей службы, в ожидании этого дня я посещал одни курсы за другими и занимался зубрежкой в свободные часы. Я хотел выбраться из «класса» рядовых – и стал унтер-офицером. Я хотел выйти из «класса» унтер-офицеров – и вот я стал офицером». Хотя и с этим было не все так просто: Винцер стал офицером на фронте, отличившись в должности командира взвода 37-мм орудий и получив Железный крест. Правда, он стал не лейтенантом, а сразу обер-лейтенантом, и скорее всего, потому, что начальство видело в нем гауптмана – командира роты.

Винцер шел к офицерскому званию девять лет, пройдя через десятки различных курсов и освоив все командирские должности. Но он был без образовательного ценза, он был «офицером из фельдфебелей», а те, кто имел полное среднее образование, те вступали в армию фанен-юнкерами и становились офицерами гораздо быстрее, и не только помянутый генерал-лейтенант Мюллер.

Фельдмаршал Кейтель стал лейтенантом в 1902 году после 15 месяцев службы, фельдмаршал Паулюс, уйдя с юридического факультета, стал лейтенантом в 1911 году через 18 месяцев, генерал-полковник А. Иодль в 1912 году – через 27 месяцев, генерал-полковник Гальдер в 1904 году – через 24 месяца, генерал-полковник Гот в 1905 году – через 11 месяцев, генерал-полковник Гудериан в 1908 году – через 11 месяцев, фельдмаршал Лееб в 1897 году – через 32 месяца, фельдмаршал Клюге в 1901 году – через 24 месяце, фельдмаршал Рейхенау в 1904 году – через 24 месяца, фельдмаршал Рундштедт в 1893 году - через 15 месяцев и т.д и т.п. Как видите, отсутствует какая-либо система – каждый становился офицером по мере своей готовности им стать и по мере открытия вакантной офицерской должности.

Интересно, что ни один немецкий мемуарист не вспоминает о сдаче им в армии хоть каких-нибудь экзаменов – полное отсутствие каких-либо формальностей! Тем не менее, кандидатов в офицеры каждый раз оценивали и при этом очень строго, а, главное, далеко не всегда по их формальной образованности. Я уже упоминал о воспоминаниях Отто Кариуса – командира взвода «тигров». Он пришел в армию из университета весной 1940 года и, описывая марши в период начальной подготовки, пишет: «Они начались с пятнадцати километров, возрастали на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти». К началу войны с СССР он был рядовым – заряжающим в танке. Далее Кариус рассказывает:

Кариус, правда, не пишет точно, когда именно его сочли достойным стать офицером, но, судя по хронологии, это случилось в зиму на 1943 год. То есть сдача выпускных экзаменов в гимназии и сессионных экзаменов в университете никак не гарантировала прохождение испытаний на звание офицера в армии. Там все было сложнее.

Между тем, с получением офицерского звания учеба в немецкой армии не заканчивалась, а скорее, продолжалась в том же темпе. Вернемся к воспоминаниям Бруно Винцера. Как только его произвели из обер-фельдфебелей в обер-лейтенанты, тот тут же назначили командовать ротой, и в это время их полк вместо австрийца принял новый командир – пруссак. Винцер пишет:

Между прочим, уже не помню, кто из немцев сказал, что победу Пруссии в войне с Францией в 1871 году обеспечил школьный учитель. Это достаточно расхожая мысль, особенно в системе народного образования, однако ее никто не разъясняет применительно к собственно армии. Ведь основная масса армии – это солдаты, а тогдашним пехотинцам, кавалеристам да и основной части рядовых артиллеристов и саперов образование не требовалось – с теми солдатскими обязанностями могли справляться и вообще неграмотные. Речь тут о другом: резкое повышение общей грамотности прусского населения дало возможность отбирать офицерские кадры не только из дворян, но и практически из всех слоев населения, а это значительно увеличило конкуренцию, упростило отбор и резко улучшило командный состав прусской армии. Способные офицеры легко теснили традиционные кадры прусского дворянства за счет более быстрого освоения сложных новинок и быстрой обучаемости. А учиться немецкому офицеру приходилось во время всей службы, поскольку немецкое командование не назначало офицеров ни на какие должности, если не было уверенности, что они с ними справятся, посему обязательно готовило их к этим должностям, невзирая ни на какую тяжелую обстановку на фронте. Из воспоминаний Бруно Винцера следует, что, поскольку он уже командовал ротой, то очередное звание не задержалось, и в войне с СССР 1 мая 1942 года он стал гауптманом, успешно командуя уже дивизионом, а летом 1943 года, в разгар сражения на Курской дуге: «Из управления кадров сухопутных войск прибыл некий майор Прой, которому я должен был передать дивизион, так как меня выделили для прохождения курсов будущих командиров полка».

По нашим представлениям, Винцера послали в академию, поскольку в послевоенной Советской Армии для занятия должности командира полка нужно было три года отучиться в академии. Однако в немецкой армии, вспоминает Винцер, все это выглядело так.

«На курсах командиров полков на танкодроме в Вюнсдорфе под Берлином собралось около ста офицеров из армий и войск СС: капитаны, майоры и несколько обер-лейтенантов.

Однако судя по тому, что Винцер достаточно неприязненно отзывается о подготовке на этих курсах, и по тому, что он окончил войну гауптманом в прежней должности командира дивизиона, он не сумел успешно окончить эти курсы. Тем не менее, отметим, что немецкая «академия» располагалась в трех местах, и обучали в ней не более трех месяцев. У нас же война тоже сократила сроки обучения и в академиях, однако и во время войны обучение длилось от 6 до 12 месяцев.

Есть интересная радиограмма сражавшегося в начале 1942 года в окружении под Вязьмой генерала П.А. Белова командующему Западным фронтом Г.К. Жукову (между прочим, сам Белов окончил академию и знал пользу от тамошнего образования):

Командир 2 гкд генерал Осликовский не выполнил моего приказа о вылете ко мне. Затянув дело с отлетом, он, видимо, добился зачисления Академию ГШ. Прошу нарушить мирную жизнь Осликовского и выслать его ко мне командовать дивизией». (гкд – гвардейская кавалерийская дивизия, ГШ – Генеральный штаб.)

Я уже писал, что у немцев не было ни военных училищ, ни академий, но вот мне принесли документально-рекламный фильм немецкой киностудии UFA времен Второй мировой войны. Фильм называется «Фанен-юнкер» и начинается с показа марширующих в зимнем камуфляже и с лыжами очень молодых людей, входящих в достаточно большой комплекс многоэтажных зданий с вывеской «Пехотное училище № 1 – так, по крайней мере, перевел переводчик уже с английских титров. Далее идут кадры, как эти счастливые молодые люди занимаются всеми видами спорта, плавают в закрытом бассейне и тому подобные рекламные виды. Думаю, что о любом нашем военном училище киношники сняли бы точно такой же фильм. Я смутился – неужели и у немцев были такие же училища, как у нас? Училища, в которые принимали выпускников школ и из которых их выпускали офицерами?

Но вот фанен-юнкеров показали в повседневной форме (а в кадр попадало человек 40) и выяснилось, что у всех воротники обшиты галуном, т.е. все они были минимум унтер-офицеры. Затем в эпизодах стали попадаться погоны и мундиры крупным планом и оказалось, что у унтеров погоны пересекаются двумя лычками «фанен-юнкера офицера», а вот у фельдфебелей – не у всех. То есть часть фельдфебелей была из солдат без образовательного ценза. Практически у половины (если не больше) курсантов в пуговичную прорезь кителя была продета ленточка Железного креста 2-го класса, у некоторых висели и кресты 1-го класса, а у одного был огромный шрам на лице. Сомнения исчезли – все они были бывалые воины, фронтовики. В кадры фильма попали четверо преподавателей: один гауптман вел занятия по национал-социалистической идеологии, второй преподавал автодело, третий – тактику, и обер-лейтенант был артиллеристом. Все четверо имели Железные кресты 1-го класса и Штурмовой знак, т.е. каждый из них лично ходил в атаку не менее 10 раз. Впечатлило, что все преподаватели были не только заслуженными фронтовиками, но и в невысоком звании, т.е. будущих лейтенантов учили их будущей работе те офицеры, которые прекрасно знали эту работу в самом современном ее виде. (Видите ли, можно ведь и маршала поставить обучать лейтенантов, но что он помнит о том, как командовать ротой?) В итоге в этом фильме внешне все было, как и у нас, но внутренне все различалось – здесь не учили бывших школьников «на офицеров», здесь доучивали «почти офицеров».

Между прочим, выше я цитировал Кариуса, которого отозвали на курсы шоферов и механиков-водителей танков, а потом он около 3-х месяцев учился и на курсах офицеров, с которых, правда, не сумел выпуститься лейтенантом. Судя по всему, он учился именно в таком училище, судя по всему, в похожем училище учился и Мюллер.

Моряк-дальневосточник М.Ф. Шугалей, подготовил работу, в которой собрал сведения о подготовке офицеров военно-морского флота в США, Великобритании, Германии и Японии.

Что касается немцев, начать, пожалуй, нужно с того, что «Трудовая повинность стала обязательной для всей молодёжи в соответствии с законом от 26 июня 1935 г. По этому закону все молодые люди в возрасте от 19 до 25 лет должны были «служить определённое время своему народу в системе государственной трудовой повинности». Это должно было убедить молодых людей в нравственной ценности труда, ослабить классовые противоречия, уничтожить пренебрежительное отношение к простому ручному труду и усилить общественное сознание всех слоев населения.

Итак, после выявления желания стать морским офицером, молодые люди тринадцать месяцев не сходили с корабля, причем, на учебных кораблях, на которых их учили хоть чему-то офицерскому, они находились, судя по всему, около трех месяцев. Что характерно, учили их не преподаватели: «Командирами учебных кораблей (даже парусных) назначались самые перспективные офицеры. В годы войны многие из них дослужились до адмиральских чинов». На остальных кораблях морские кадеты исполняли матросские обязанности. Но вот, наконец, они попадают в собственно военно-морское училище.

«Там они в течение 5 месяцев изучали военные дисциплины: навигацию, тактику, военную администрацию и технику военного флота, английский язык, а также с ними проводились занятия физической подготовкой включавшей в себя гимнастику, бокс, фехтование, спортивные игры, парусный спорт, верховую езду и прыжки в воду». Что характерно, при обучении морских офицеров в США и Великобритании тоже обязателен был бокс, в Японии – дзюдо и кэндо (фехтование на мечах). У офицеров вырабатывали агрессивность или, другими словами, инициативность – решимость первым нанести удар, первым напасть.

«В изучении кораблевождения особый упор делался на мореходную астрономию, совершались штурманские походы на небольших (до 1000 т) учебных судах, учебные занятия на шлюпках, под вёслами и парусом, на катерах. Основной упор делался на практическое освоение морского дела. Оружие (торпедное и артиллерийское), а также техника флота изучалась поверхностно и по ним давались только основные сведения. Делалось это потому, что техника на флоте разнообразная и её всю изучить невозможно». Итак, аж пять месяцев было обучение в училище, из которых значительная часть проводилась курсантами в море! Однако и окончание училища не приводило к вручению погон и банкету.

И никаких экзаменов и выпускных вечеров в мае! Фенрих становился лейтенантом только тогда, когда командование боевого корабля считало, что он им стал. Не преподаватели, а командиры кораблей! Только когда ОН САМ изучил, к примеру, устройство орудий главного калибра, научился рассчитывать параметры стрельбы, научился командовать расчетом и нести вахту, командир корабля давал отмашку – годится быть лейтенантом флота! Не научился, будет учиться дальше. А потом: «По мере необходимости формировались специальные группы для подготовки офицеров к занятию следующих должностей. Фенрихи получившие достаточную практику направлялись в учебные флотилии (например учебный дивизион Первой учебной флотилии) для подготовки к службе на ПЛ. Там на учебных подводных лодках они осваивали практические обязанности командира и механика по управлению ПЛ в нештатных ситуациях и при обычной или боевой обстановке, в ходе торпедных атак. …После 1-2 лет службы в офицерских должностях офицер мог быть назначен командиром ПЛ. …Обучение подводника для занятия должности командира ПЛ не было долгим. Г. Вернер прибыв на курсы 10 января 1944 г., уже 1 апреля, после двухнедельного отпуска, принял под своё командование подводную лодку в боевой флотилии, базирующуюся на Брест. А 11 апреля новый командир ПЛ вышел в свой первый боевой поход». Немецких офицеров постоянно обучали на курсах, но ни на каких курсах им не давали «оттянуться», к примеру: «Курсы по изучению новых самонаводящихся и маневрирующих торпед в Готенхафене (Гдыне) длились трое суток и на них обучались старшие помощники командира подводных лодок». Аж три дня! Надо же! А когда же они пивком баловались?

Нельзя сказать, что такое немецкое обучение было дешевле. Гораздо дешевле было бы закупить для курсантов парты и дать им за партами спать на лекциях, нежели выводить в море корабли для их обучения, да еще и под командой наилучших офицеров флота. Но немцы на это шли и, если подсчитать, то молодой человек, пожелавший стать офицером немецкого флота, в среднем становился им через два с половиной года.

А у нас в военно-морских училищах всего пять лет заставляют заучивать то, что курсанты никогда не пробовали руками, что никогда им не будет нужно, а затем ответить заученное по шпаргалкам на экзамене, - и готов лейтенант! А для чего он готов? Для своего настоящего обучения уже в ходе службы на корабле – для того, с чего немцы и начинали.

«Если сравнивать подготовку моряков-подводников различных стран, то заметно, что наименьший практический опыт получали советские подводники, - делает вывод М.Ф. Шугалей. - Если в Великобритании, США и Германии основной упор делался на длительную практическую подготовку с многочисленными практическими стрельбами, то в советском флоте объём стрельб (особенно с выпуском практических торпед) был значительно меньшим. При этом объём теоретических знаний получаемых в советской системе образования был несоизмеримо большим, чем в иностранных флотах».

Обучением офицеров в немецком флоте занимался командующий подводными силами адмирал Дениц, девизом которого было: «Практика - мать учения. Чрезмерная теория - потеря времени».

Генерал-лейтенант германской армии Фридрих фон-Кохенгаузен, один из немецких военных теоретиков, в выдержавшей с 1923 по 1936 г. 12 изданий книге «Вождение войск», пишет (выделено им):

Какие принципы! «Если войска знают, что начальник живет для них и делит с ними радость и горе, они охотно отдадут последние силы для достижения боевой цели, а также сумеют перенести неудачи». Если я правильно понимаю, то в нашей армии войска знают, что для них живут «деды», а начальники и вправду что-то там делят, но что – непонятно. «Лучшим мерилом деятельности командира соединения и его помощников служит оценка их работы самими войсками». Эх, эти бы принципы, да в уши нашей армии!

У меня достаточно критиков, грудью (вернее – языком) встающих за честь советских генералов и офицеров, яростно доказывающих, что в Великой отечественной войне соотношение потерь советских солдат и солдат противника было как 1:1, а не один к пяти или шести, как хвастаются битые немецкие генералы.

А меня в будущих войнах и соотношение 1:1 не устраивает.

***

Итожа главку о подготовке офицеров, давайте выделим принципиальную разницу в постановке этого дела у нас и у немцев. У нас уже минимум полтора века офицеров обучают и готовят вне армии. Готовят те, кто мало воевал и служил, и лично воевать и служить не собираются. Готовят, так сказать, не для грабежа других стран, а для грабежа казны своего народа. А у немцев офицеры воспроизводились в недрах армии, и воспроизводились они для войны, и обучались теми, кто собирался командовать этими офицерами в бою.

И вот эта сильнейшая армия мира, возможно, за всю мировую историю, молниеносно разгромив всех доступных соседей, отправилась на «веселую охоту» на Востоке. И эта армия имела основания смотреть на войну с СССР именно так – как на веселую охоту.